Одиночки не добьются успеха - Кирилл Мартынов

Кирилл Мартынов окончил философский факультет МГУ, там же защитил кандидатскую диссертацию. Работал в Фонде эффективной политики и других (около)политических проектах, редактировал "Русский журнал". Делал различные проекты в медиа, параллельно преподавал в университете. Публиковался в "Новой газете", "Московских новостях", "Отечественных записках”.

***
 
Кирилл Константинович, вы начинали свое философское образование с факультета философии МГУ, а сейчас преподаете философию в НИУ ВШЭ. В чем, на ваш взгляд, сейчас основное различие в системе преподавания в этих двух вузах? В целом и на философских факультетах?

Я много раз высказывался на эту тему, как и, в общем-то, многие мои коллеги. Наследие МГУ действительно большое, оно накапливалось годами, и всё-таки долгое время оставалась какая-то традиция, какая-то история — в хорошем, высоком смысле этого слова. Соответственно, последние 20 лет — а может, это и раньше началось, но я попал туда именно тогда — было уже разбазаривание традиций. Не хочется кого-то персонально обвинять, хотя, безусловно, у меня были бы вопросы к ректору Садовничему.

Лучше всего продолжают существовать естественные факультеты — биофак, химфак в первую очередь. Очень странная ситуация происходит с открытием новых факультетов, которые просто дублируют функции старых, что совершенно непонятно для классического вуза уровня МГУ. К слову, в Вышке для уменьшения бюрократии, наоборот, есть стремление к объединению ряда факультетов в один департамент.

Очень много вопросов к кадровой политике. Многие мои друзья по разным причинам закончили работу в МГУ. Я так понимаю, что самостоятельность там — скорее минус. Факультет максимально консервативный, собственные инициативы, точка зрения, отличная от мнения руководства, там не приветствуются. Туда еще по инерции поступают люди, которым действительно интересна философия — какое-то количество, конечно, не все. За счет этого и за счет нескольких оставшихся научных школ внутри факультета МГУ продолжает выживать. Но это именно выживание, что очень прискорбно. Почти все живое, что там было, переехало в Высшую школу экономики.

Что в итоге дало вам философское образование, как изменился ваш образ мышления?

Конечно, и факультет, и вся эта странная затея с философским сильно определили то, в кого я могу превратиться и превращаюсь.
Факультет — это некое пространство, где людям интересна философия и где поощряются воображение, любопытство, склонность к неожиданным интеллектуальным ходам, хорошая и интересная аргументация. Нужно понимать, что это бывает востребовано.

Когда я учился на философском, мне не было скучно. Это важно. Кому-то принадлежит фраза: «Интеллектуалы — это люди, которые знают более интересное занятие, чем секс». В принципе начало такой интеллектуальной жизни во многом бывает после философского факультета. Ты получаешь разнообразные утонченные формы удовольствий от различных событий, и твоя жизнь не ограничивается обывательским контекстом. По крайне мере, тебе так кажется. Не говорю, что мы там какие-то титаны, которые возвышаются над толпой. Но философия точно даёт какое-то другое качество жизни.

У вас есть какой-то сформировавшийся образ интеллектуала? Какие люди сейчас имеют для вас авторитет в интеллектуальной среде?

Для меня интеллектуал — это прежде всего человек, который довольно работоспособен и дисциплинирован. Как ни странно, большинство людей, которые претендуют на звание интеллектуалов, проваливаются именно по этой части. Не потому что они глупые, а потому что не могут собраться и постоянно тащить взваленную на себя ношу.

При этом, конечно, у настоящих интеллектуалов есть еще дополнительные черты: они должны высказываться о каких-то вещах, которые людей волнуют, не бояться говорить, когда нужно. Или, во всяком случае, бояться меньше, чем остальные. Не знаю, как насчет публичных высказываний, но вообще интеллектуалом я мог бы назвать Валерия Анашвили, который взял вот эту дисциплинированность. Он с коллегами уже много лет издает философско-литературный журнал "Логос".  Это, конечно, заслуживает глубокого уважения. Анашвили не просто высказывается, он создал вокруг себя некую инфраструктуру, где формируется интеллектуальное производство. 

Можно вспомнить Сергея Голубицкого. Он долгое время издавал журнал "Компьютерра", значение которого было очень велико. Это был такой гуманитарный журнал о компьютерах, но фактически там речь шла о культуре и об обществе, философии. Голубицкий в течение 15 лет писал колонку, где рассуждал в основном о компьютерных программах, но в философском ключе. У него был для этого термин — "культурповидло". То есть он всячески изощрялся и, говоря о чат-мессенджере, мог, к примеру, начать рассуждать о Шпенглере. Очень органично все это получалось. Я вот считаю, что Голубицкий  — человек совершенно не академический, не инкорпорированный во все эти структуры, но я у него очень многому научился.

Сергей Медведев — тоже интеллектуал. Наверное, самый известный профессор Высшей Школы Экономики. Ну, которого Путин на конференции всякими нехорошими слова называл. Борис Гройс — человек чрезвычайной интеллектуальной дисциплины.

Вот вы привели пример рассуждения о чат-мессенджере, которое потом вытекает в ассоциативные отсылки к Шпенглеру и так далее. Вам не кажется, что подобные интеллектуальные изощрения на деле оказываются пустым жонглированием терминами?

Часто бывает так, что это действительно слова ради слов, но есть и другие контексты, другие подходы и следствия из такого рода деятельности. В частности, левацко-марксисткая традиция, которая довольно показательно работает, предполагает, что нужно изменять мир, но для того, чтобы это делать, нужно сперва понять, что на самом деле в нем происходит. Интеллектуалы критической традиции всегда претендовали на то, что они работают такими буратинами, которые протыкают нарисованный на стене очаг и смотрят, что там на самом деле за ним находится.

Если мы хотим понимать, что происходит, нужно обдумывать ситуацию, анализировать, иначе мы так и останемся на поверхности. И для этого нужны какие-то термины, неожиданные интеллектуальные ходы. Использование воображения. Это аристотелевский принцип: философия начинается с удивления обычным вещам. Обычным в том смысле, что к ним уже все привыкли.

Если рассуждать об обществе в целом: можно ли сказать, что люди становятся умнее и образованнее? Условно говоря, становится ли выше процент мыслящих людей?

Я думаю, что да. Нам, конечно, кажется, что мир вокруг нас такой тупой, и мы сами тупые. Мы иногда ужасаемся этому, и уже сам факт того, что мы ужасаемся, создает некий разрыв между нами и той глупостью, от которой мы ужасаемся.

Демократизация медиа обнажила какие-то вещи. И раньше-то писать и публиковаться могли даже глупые люди. А сейчас это вообще делается одним кликом. Конечно, если сидеть в «Одноклассниках» или «Фейсбуке» и собирать там перлы, то возникает ощущение, что у нас все ужасно. Но в целом, я думаю, количество людей, которые претендуют на какое-то необывательское мышление, скорее растет, чем уменьшается.

Если говорить о профессиональном сообществе, то, конечно, меня очень забавляет и одновременно удручает, что среди 30 тысяч преподавателей и философов почти нет сколько-нибудь заметных авторов в интернете. То есть эти люди в течение 20 лет ныли о том, что им негде публиковаться, а сейчас у них есть вообще любые возможности это делать. Сперва ты делаешь это бесплатно, потом на тебя выходит издательство, и вперед с песней. У меня есть идея создать такую картографию пишущих публичных философов, имеющих научные степени.

По поводу демократизации медиа и свободы интернет-мнений. Нет ли ощущения, что дилетанты привлекают больше внимания? Иными словами, вкусы большинства в основе своей ужасны, а демократизация заставляет меньшинство мириться с этими вкусами.

Есть определенное понятие общественного мнения. Социолог Ноэль-Нойман довольно убедительно доказывала, что люди сначала узнают мнение большинства,  а потом начинают говорить, что думают так же. Поэтому неудивительно, что всякие дебильные мнения становятся популярными. Просто люди в принципе склонны к публичному конформизму. Вопрос заключается в том, какую повестку формирует не конформное меньшинство и насколько эта повестка убедительна для всех остальных. Насколько остальные готовы признать, что надо думать вот так.

В одном из интервью вы сказали, что блоги и социальные сети — это необходимая манифестация нашего существования. Не кажется ли вам, что в будущем часть социума откажется от вовлечения себя в сеть и начнет опережать ту часть, что осталась «на корабле прогресса»?

Думаю, мы не найдем в истории никакой параллели этой идеи. Никогда одиночки ничего не делали. Возьмите любую историю — от империи Александра Македонского до развития физики в 20 веке — и вы увидите, что никогда там не было одиночек.

Мне кажется, вопрос не в самоизоляции от современного мира, а скорее в том, чтобы поддерживать какую-то экологию. Например, выбрать для себя те фрагменты медиа, которые позволяют добиваться целей, который перед вами стоят, находить единомышленников или оппонентов. Социальные медиа совершенно не гомогенны, здесь есть градации. Совершенно не обязательно становиться медиа-аскетами и отшельниками.

То есть интеграция в сеть — это необходимость?

Интеграция — скорее норма. При этом сама по себе она не несет никакой окраски. Это вопрос того, куда и как именно вы интегрировались. Я иногда вспоминаю о том, как Томас Джефферсон говорил, что демократия окончательно настанет, когда у каждого будет печатный станок. Правда он, видимо, ошибался, потому что печатный станок есть, а демократии нет, но так или иначе присутствие в сети тоже подлежит разным интерпретациям. Я к тому, что разделение на медиа-подвижников и медиа-аскетов — это совершенно не такая бинарная оппозиция, как кажется. Ролей может быть множество.

Раньше было такое мнение, что есть мир реальный, а есть виртуальный. Очень забавное заблуждение, иллюзия. Все давно уже переплетено, и мы часть сетевого мира. Или даже наоборот — реальный мир включает в себя сети.
Представьте себе эпоху реформации и представьте себе людей, которые видят, как появляется книгопечатание, и говорят: «Да, ребят, главное, что мы сейчас можем сделать — это уйти и ни в коем случае не брать в руки печатных книг». Это же позиция, которая сразу умирает фактически.

Чего нам всем следует бояться? Нам — в смысле людям, живущим в 21 веке.

Наверное, первое, что приходит на ум в таком экзистенциальном смысле слова — нам стоит бояться, что мы сломаемся. Ломаться можно в разном смысле слова. Можно отказаться от претензий на рыцарскую рефлексию, если она у нас есть. Можно отказаться от того, чтобы сильно не гадить друг другу. Я не готов никого морально осуждать в силу многих причин, но можно посмотреть, как сейчас работают мои коллеги-журналисты на телеканале НТВ или в каких-то других местах. Как сейчас работают государственные СМИ. Я понимаю, что очень многие, может быть, и хотели бы оттуда уйти, но им просто некуда. Я общался с людьми, они говорят: у нас тут ипотека, мы заложники ситуации, новой профессии не найдем. Я легко себе представляю, что мог бы оказаться на их месте. Мне кажется, это вполне реальная угроза — угроза перестать лесть на рожон. Перестать на что-то претендовать, за исключением просто механического выживания.

Можно ли возлагать надежды на российские СМИ, созданные за рубежом? В частности, новый проект бывшей команды Ленты.ру «Медуза» стал новым примером такого хода.

На них только сейчас и приходится надеяться. К этой мысли – создавать СМИ за пределами Российской Федерации – я пришел раньше, но у меня не было возможности уехать в Прибалтику и оттуда писать. Посмотрим, что получится у «Медузы». Я всячески желаю им успехов, но концепция мне не совсем понятна. Что это — агрегатор новостей? Зачем мне он, если у меня уже есть «Твиттер»? Посмотрим.

Что, на ваш взгляд, упускают современные студенты? Что вы бы посоветовали российскому студенчеству?

Во-первых, мой стандартный совет студентам: надо тусоваться. Это принципиальный момент. Нужно серьезно задуматься над тем, куда вы ходите, с кем общаетесь, на кого ориентируетесь. Не для того, чтобы провести какую-то гигиену и отказаться от старых друзей в пользу новых – боже упаси! Важно просто понять, что вас объединяет, и куда вы с этими людьми можете прийти. Потому что все, что происходит вокруг нас, действительно делается не одиночками, а группами. Группами друзей, учеников, коллег, единомышленников и так далее. Нужна какая-то команда или тусовка, если выражаться менее формально. Мне это кажется принципиально важным. Если говорить про Вышку, то, к счастью, университет поощряет такие вещи, и здесь можно создавать как формальные, так и менее формальные тусовки.

А более глобальный совет – надо делать что-то, что для вас важно. Не для кого-то еще, а именно для вас. Тут надо помнить, что главная отличительная черта успешных людей — способность работать по 12 и более часов в день. Без этого ничего никогда не бывает. Это тяжело, у меня далеко не каждый раз получается, иначе всего было бы гораздо больше.
 
Сергей Машуков
Фото: russia.ru