#Чёстихи 2.0: эксперимент, чистый, как любовь
В ЦИМе открылся театральный сезон, и мы уже сходили на первый спектакль. «#Чёстихи: Любить» — это новая версия прошлогоднего спектакля «#Чёстихи» от студии «ИЮЛЬАНСАМБЛЬ». Премьера проекта — одно из ключевых событий июньского фестиваля «Театральная бессонница», в этом году посвящённого современной поэзии. На этот раз вместе с Виктором Рыжаковым над спектаклем работали Андрей Родионов, один из известнейших российских поэтов наших дней, и Екатерина Троепольская, драматург, продюсер и журналист. Судя по фотографиям с официального сайта ЦИМа, «#Чёстихи: Любить» изменили концепцию в подаче материала: исчезли микрофоны, стало меньше света, так что даже если вы были на спектакле летом, осенняя версия вас, возможно, приятно удивит.
Первая версия «#Чёстихов» — поэтический проект, рождённый еще в Школе-студии МХАТ. Впервые он был показан в декабре 2016 года, после чего получил немало положительных отзывов от зрительской аудитории и театральных журналов. Но «ИЮЛЬАНСАМБЛЬ» решил двигаться дальше и сделал апгрейд программы спектакля. Обновление коснулось в первую очередь характера постановки: то, что задумывалось как попытка исследовать «здесь и сейчас» через самого себя, молодого, двадцатилетнего, танцующего и поющего, превратилось в серьёзный культурно-просветительский проект, популяризирующий современное поэтическое слово. Актёр больше не играет себя-героя, он становится медиумом, сообщением зрителям на языке поэзии XXI века. В этом — заявленная экспериментальность спектакля: в отказе от актерского чтения, безэмоциональной сосредоточенной трансляции поэтического текста. Но отрешение от себя, от своего «я» даётся актерам нелегко — «медиум 1» играет откровенную деффчонку, «медиум 2» напыщенно безразлично читает стихи о равнодушии, «медиум 3» подобно зверю носится по залу и горланит, изображая влюбленного лося. Но вспомним заявление актеров студии: «Мы учимся читать стихи».
Они учатся читать стихи в темноте, освещенные только светом четырёх фонариков, вручаемых счастливчикам из первого ряда. Нам остаётся только догадываться о чувствах тех четверых, максимально интегрированных в действие спектакля. Ощущают ли они острее вовлеченность в то, что разворачивается перед ними на сцене, или примеряют на себя роль инструмента, выполняющего лишь скромную функцию прожектора. В любом случае, эти четверо решают, что мы увидим из зрительного зала. Но что мы можем увидеть? Единственные декорации спектакля — черный прямоугольный подиум и анимированные белые штрихи проекции, кажущиеся то сухой высокой травой в поле, то рябью на воде. И на сцене, конечно, актёрская команда. Всё остальное — лишь темнота и панельные стены зала.
Они учатся читать стихи не так, как всех нас учили в школе. Следующие один за другим произведения без автора и названия сливаются в один большой поэтический текст, озвученный под шелест реки. Они переходят плавно, словно отражения от главной мысли предыдущего высказывания, от признания («Я хочу стоять с тобой // никогда не разлучаясь, конечно» (Фаина Гримберг)) к прикосновению, от рефлексии собственного взгляда на объект любви («Когда я думаю о тебе, мой взгляд становится алчно жаждущим») к интерпретации взгляда любимого человека («Иду // И вижу взгляд // Который она дарит мне каждый раз на прощание // Этот взгляд говорит // убей любого кто смеет к тебе прикоснуться» (Оксана Васякина)). Повторяющиеся слова, фразы, как в заевшей пластинке, ритмизируются, и финальный аккорд – аккорд смерти в исчезновении, в разбредании кто куда, в потере телесного, физического («Уходим врозь, не забывай меня… // Уходим врозь, не забывай меня…» (Лев Рубинштейн)). Это песня любви: любви человека и природы, любви к жизни и к смерти, любви маргинальной и высокой, — любви разной, но одинаково ищущей свое место в этом мире, требующей свой уголок в памяти.
И они запинаются, передерживают паузы, срывают голос, читают рвано и небрежно, сыровато и недоделано, но они учатся читать стихи, и мы все учимся их любить.